Партнеры
remember the fifth of November
Remember, remember the fifth of November,
Gunpowder treason and plot,
I see no reason why gunpowder treason
Should ever be forgot... (с)
— Луи Томлинсон, — улыбается Гарри мужчина, протягивая ладонь для рукопожатия.
— Гарри Стайлс, — представляется в ответ.
Знакомство выходит приятным, впечатления — тоже.
Приятными они остаются и спустя несколько месяцев, несмотря на некоторые нюансы. А именно — абсолютную непостоянность и непоследовательность в действиях Луи. Гарри иногда даже кажется, что тот что-то очень хочет сделать, решается и… передумывает.
Решимость он проявляет много позже, тогда, когда Гарри уже сам почти что готов сделать первый шаг. Тем не менее, его делает Луи, пусть и под действием алкоголя и явно чего-то похуже. Главное, что потом, наутро, от своих слов он не отказывается, вот только нюансы…
Гарри прав был в своих предположениях: с Луи не все так просто, как могло показаться. Впрочем, у всех свои предпочтения, и попробовать Гарри соглашается.
«Внутри меня точно мазохист».
…
— Аккуратнее, — шипит Гарри, невольно дергаясь, чтобы оттолкнуть Луи, но тот только качает головой.
— Прости, — шепчет Луи, целуя края небольшого пореза у ключицы, оставленного им же несколько секунд назад. Губы Луи пачкаются в крови, и он тут же их облизывает, легонько дуя на рану, словно извиняется.
«Ничерта подобного, — уверен Гарри,— ему нравится. Какие тут извинения?».
«А тебе? Тебе нравится?..»
Место пореза нестерпимо щиплет, и Гарри морщится. Но он привык. Два месяца — вполне приличный срок для этого. Шестьдесят один день переосмысления собственных ценностей позади, а всему виной Луи. Невозможный, невыносимый Луи с множеством странностей и причуд, покоривший и расположивший к себе с первого взгляда.
Гарри вновь дергается, отчего Луи приходится придержать его за плечи, чтобы линия получилась ровной.
Симметрия — все ради нее. Две раны на ключицах, будто повторяющие их изгиб. Луи щурится, смотря на них, а потом ведет пальцем по самому краю надреза, размазывая алую капиллярную кровь и тут же превращая ее в извилистые узоры.
Крови не слишком много — порезы неглубокие, — но ее хватает для того, чтобы на груди Гарри появился осмысленный узор. Витые буквы, смазанные с левого краю, выражающие, пожалуй, наиболее точно происходящее. Ti amo.
— Ti amo, — шепчет это же Луи, склоняясь ближе и целуя лежащего на кровати Гарри в губы. Он быстро отстраняется, проводит языком по нижней губе Гарри, искусанной, шершавой; улыбается и плавно скользит ниже, проходясь языком по выступающей вене на шее.
Венозная кровь темнее, она не нравится Луи. Артериальная, насыщенная кислородом, — вот какой стоит «дышать».
Рукой Луи скользит еще ниже, оглаживает живот Гарри, слегка царапает ногтями, отчего мышцы сокращаются. Почему-то это вызывает улыбку. За два месяца Луи и понятия не имел о том, что Гарри боится щекотки. Впрочем, удостоверится он позже. Не сейчас.
Кровь соленая лишь слегка — во рту все еще сладость после ужина. Луи мысленно берет на заметку: не есть перед сексом. Или перед занятием любовью?.. На данный момент никакой разницы.
Он слизывает эти витые буквы с груди, целует теплую кожу, ощущая, как француз тяжело дышит, а его сердце колотится в сумасшедшем темпе.
Луи уверен, что это не от порезов и крови, а от его руки, сейчас неторопливо ласкающей Гарри.
Кровь здесь нравится лишь ему.
«Только ли мне?..»
— Tutto e bene?* — зачем-то спрашивает Луи. На груди и ключицах крови почти нет — лишь порезы еще продолжают немного сочиться ею, но это даже хорошо.
— Si, — за все те же пресловутые два месяца можно выучить несколько фраз на итальянском.
Гарри и выучил. На самом деле, это совершенно отвратительная привычка: говорить и спрашивать все самое важное по-итальянски. Она обязательно бы вызвала раздражение, если бы представлялось возможным задуматься хоть о чем-то, кроме близости Луи.
Гарри облизывается, вновь прикусывает нижнюю губу, заставляя Луи улыбнуться от этого жеста и полезть целоваться. На губах Луи привкус крови почти что не ощутим — или уже привычен? — Гарри обнимает любовника за шею, скользит пальцами выше, взлохмачивая волосы, и тянется, чтобы поцеловать еще раз, когда Луи чуть отстраняется.
Тот в очередной раз улыбается, и сам невольно облизнувшись. Он слишком возбужден, чтобы уделить подготовке достаточное внимание, но Гарри, кажется, не жалуется, лишь двигая бедрами навстречу.
«Он привык к боли?..»
Наверное, да, потому что Гарри лишь морщится, спустя минуту, когда Луи толкается внутрь уже членом.
Эта гримаса легкого недовольства быстро меняется; он пытается прижаться к Луи теснее, но тот не позволяет, изгибаясь, и, замерев буквально на секунду, слизывая выступившую кровь с правого пореза.
Долго не выдерживает ни один. И все тот же шепот «ti amo», но только теперь в два голоса.
…
Сколько лет живет любовь? Два года, три, вечность? А можно ли вообще успеть ей насытиться? Наверное, нет. В данном случае — так точно. Времени вообще не хватает никогда и ни на что — эта истина вечна. Кровь, синоним всей их любви, становится синонимом ее же и окончания.
О том, что у него иммунодефицит он знает, конечно, но, будучи влюбленным в Луи, позволяет ему делать все что угодно с собой. Про возможное заражение крови никто почему-то из них и не думает. Правильно, есть же антисептики.
Вот только один раз, поссорившись с Луи, француз забывает обработать очередной порез. Глупость, не правда ли? Обычная мелочь, решающая многое.
«Заражение крови, септический шок, — говорят врачи ошарашенному Луи, который и трубку-то взял только на третий раз, видя на дисплее номер Гарри. — Дата смерти: 5 ноября 11 часов 19 минут после полудня. Последним в списке звонков были вы».
Он всю неделю то злился и обижался, то хотел идти мириться, потому что даже причины ссоры не помнил, но теперь… С кем теперь мириться?..
Пятого ноября один человек, ну, пусть не совсем один, чуть было не взрывает здание Парламента в Лондоне**, спустя столетия, в Париже, этого же числа Луи Томлинсон понимает для себя только одну вещь: идеально подходящего тебе человека можно потерять в один миг, по сути, из-за своей же глупости и мании крови.
Эту ошибку ему уже точно не исправить.
«Там, где ты сейчас, наверное, боли уже нет?.. А рад ли ты этому?»
__________________________________________________________________________
* Tutto e bene? - Все хорошо? (ит.)
** Пятое ноября - Ночь Гая Фокса - традиционное празднование в Великобритании и некоторых других странах. Отмечается провал Порохового заговора.