Партнеры

Remember, remember the fifth of November,
Gunpowder treason and plot,
I see no reason why gunpowder treason
Should ever be forgot... (с)

— Луи Томлинсон, — улы­ба­ет­ся Гарри муж­чи­на, про­тяги­вая ла­донь для ру­копо­жатия.
— Гарри Стайлс, — пред­став­ля­ет­ся в от­вет.

Зна­комс­тво вы­ходит при­ят­ным, впе­чат­ле­ния — то­же.

При­ят­ны­ми они ос­та­ют­ся и спус­тя нес­коль­ко ме­сяцев, нес­мотря на не­кото­рые ню­ан­сы. А имен­но — аб­со­лют­ную не­пос­то­ян­ность и не­пос­ле­дова­тель­ность в дей­стви­ях Луи. Гарри иног­да да­же ка­жет­ся, что тот что-то очень хо­чет сде­лать, ре­ша­ет­ся и… пе­реду­мыва­ет.

Ре­шимость он про­яв­ля­ет мно­го поз­же, тог­да, ког­да Гарри уже сам поч­ти что го­тов сде­лать пер­вый шаг. Тем не ме­нее, его де­ла­ет Луи, пусть и под дей­стви­ем ал­ко­голя и яв­но че­го-то по­хуже. Глав­ное, что по­том, на­ут­ро, от сво­их слов он не от­ка­зыва­ет­ся, вот толь­ко ню­ан­сы…
Гарри прав был в сво­их пред­по­ложе­ни­ях: с Луи не все так прос­то, как мог­ло по­казать­ся. Впро­чем, у всех свои пред­почте­ния, и поп­ро­бовать Гарри сог­ла­ша­ет­ся.

«Внут­ри ме­ня точ­но ма­зохист».

…

— Ак­ку­рат­нее, — ши­пит Гарри, не­воль­но дер­га­ясь, что­бы от­тол­кнуть Луи, но тот толь­ко ка­ча­ет го­ловой.
— Прос­ти, — шеп­чет Луи, це­луя края не­боль­шо­го по­реза у клю­чицы, ос­тавлен­но­го им же нес­коль­ко се­кунд на­зад. Гу­бы Луи пач­ка­ют­ся в кро­ви, и он тут же их об­ли­зыва­ет, ле­гонь­ко дуя на ра­ну, слов­но из­ви­ня­ет­ся.

«Ни­чер­та по­доб­но­го, — уве­рен Гарри,— ему нра­вит­ся. Ка­кие тут из­ви­нения?».

«А те­бе? Те­бе нра­вит­ся?..»

Мес­то по­реза нес­терпи­мо щип­лет, и Гарри мор­щится. Но он при­вык. Два ме­сяца — впол­не при­лич­ный срок для это­го. Шесть­де­сят один день пе­ре­ос­мысле­ния собс­твен­ных цен­ностей по­зади, а все­му ви­ной Луи. Не­воз­можный, не­выно­симый Луи с мно­жес­твом стран­ностей и при­чуд, по­корив­ший и рас­по­ложив­ший к се­бе с пер­во­го взгля­да.

Гарри вновь дер­га­ет­ся, от­че­го Луи при­ходится при­дер­жать его за пле­чи, что­бы ли­ния по­лучи­лась ров­ной.
Сим­метрия — все ра­ди нее. Две ра­ны на клю­чицах, буд­то пов­то­ря­ющие их из­гиб. Луи щу­рит­ся, смот­ря на них, а по­том ве­дет паль­цем по са­мому краю над­ре­за, раз­ма­зывая алую ка­пил­лярную кровь и тут же прев­ра­щая ее в из­ви­лис­тые узо­ры.

Кро­ви не слиш­ком мно­го — по­резы нег­лу­бокие, — но ее хва­та­ет для то­го, что­бы на гру­ди Гарри по­явил­ся ос­мыслен­ный узор. Ви­тые бук­вы, сма­зан­ные с ле­вого краю, вы­ража­ющие, по­жалуй, на­ибо­лее точ­но про­ис­хо­дящее. Ti amo.
— Ti amo, — шеп­чет это же Луи, скло­ня­ясь бли­же и це­луя ле­жаще­го на кро­вати Гарри в гу­бы. Он быс­тро отс­тра­ня­ет­ся, про­водит язы­ком по ниж­ней гу­бе Гарри, ис­ку­сан­ной, шер­ша­вой; улы­ба­ет­ся и плав­но сколь­зит ни­же, про­ходясь язы­ком по выс­ту­па­ющей ве­не на шее.
Ве­ноз­ная кровь тем­нее, она не нра­вит­ся Луи. Ар­те­ри­аль­ная, на­сыщен­ная кис­ло­родом, — вот ка­кой сто­ит «ды­шать».

Ру­кой Луи сколь­зит еще ни­же, ог­ла­жива­ет жи­вот Гарри, слег­ка ца­рапа­ет ног­тя­ми, от­че­го мыш­цы сок­ра­ща­ют­ся. По­чему-то это вы­зыва­ет улыб­ку. За два ме­сяца Луи и по­нятия не имел о том, что Гарри бо­ит­ся ще­кот­ки. Впро­чем, удос­то­верит­ся он поз­же. Не сей­час.

Кровь со­леная лишь слег­ка — во рту все еще сла­дость пос­ле ужи­на. Луи мыс­ленно бе­рет на за­мет­ку: не есть пе­ред сек­сом. Или пе­ред за­няти­ем лю­бовью?.. На дан­ный мо­мент ни­какой раз­ни­цы.

Он сли­зыва­ет эти ви­тые бук­вы с гру­ди, це­лу­ет теп­лую ко­жу, ощу­щая, как фран­цуз тя­жело ды­шит, а его сер­дце ко­лотит­ся в су­мас­шедшем тем­пе.
Луи уве­рен, что это не от по­резов и кро­ви, а от его ру­ки, сей­час не­тороп­ли­во лас­ка­ющей Гарри.
Кровь здесь нра­вит­ся лишь ему.

«Толь­ко ли мне?..»

— Tutto e bene?* — за­чем-то спра­шива­ет Луи. На гру­ди и клю­чицах кро­ви поч­ти нет — лишь по­резы еще про­дол­жа­ют нем­но­го со­чить­ся ею, но это да­же хо­рошо.
— Si, — за все те же прес­ло­вутые два ме­сяца мож­но вы­учить нес­коль­ко фраз на италь­ян­ском.

Гарри и вы­учил. На са­мом де­ле, это со­вер­шенно от­вра­титель­ная при­выч­ка: го­ворить и спра­шивать все са­мое важ­ное по-италь­ян­ски. Она обя­затель­но бы выз­ва­ла раз­дра­жение, ес­ли бы пред­став­ля­лось воз­можным за­думать­ся хоть о чем-то, кро­ме бли­зос­ти Луи.

Гарри об­ли­зыва­ет­ся, вновь при­кусы­ва­ет ниж­нюю гу­бу, зас­тавляя Луи улыб­нуть­ся от это­го жес­та и по­лезть це­ловать­ся. На гу­бах Луи прив­кус кро­ви поч­ти что не ощу­тим — или уже при­вычен? — Гарри об­ни­ма­ет лю­бов­ни­ка за шею, сколь­зит паль­ца­ми вы­ше, взлох­ма­чивая во­лосы, и тя­нет­ся, что­бы по­цело­вать еще раз, ког­да Луи чуть отс­тра­ня­ет­ся.

Тот в оче­ред­ной раз улы­ба­ет­ся, и сам не­воль­но об­лизнув­шись. Он слиш­ком воз­бужден, что­бы уде­лить под­го­тов­ке дос­та­точ­ное вни­мание, но Гарри, ка­жет­ся, не жа­лу­ет­ся, лишь дви­гая бед­ра­ми навс­тре­чу.

«Он при­вык к бо­ли?..»

На­вер­ное, да, по­тому что Гарри лишь мор­щится, спус­тя ми­нуту, ког­да Луи тол­ка­ет­ся внутрь уже чле­ном.
Эта гри­маса лег­ко­го не­доволь­ства быс­тро ме­ня­ет­ся; он пы­та­ет­ся при­жать­ся к Луи тес­нее, но тот не поз­во­ля­ет, из­ги­ба­ясь, и, за­мерев бук­валь­но на се­кун­ду, сли­зывая выс­ту­пив­шую кровь с пра­вого по­реза.
Дол­го не вы­дер­жи­ва­ет ни один. И все тот же ше­пот «ti amo», но толь­ко те­перь в два го­лоса.

…

Сколь­ко лет жи­вет лю­бовь? Два го­да, три, веч­ность? А мож­но ли во­об­ще ус­петь ей на­сытить­ся? На­вер­ное, нет. В дан­ном слу­чае — так точ­но. Вре­мени во­об­ще не хва­та­ет ни­ког­да и ни на что — эта ис­ти­на веч­на. Кровь, си­ноним всей их люб­ви, ста­новит­ся си­нони­мом ее же и окон­ча­ния.

О том, что у не­го им­му­ноде­фицит он зна­ет, ко­неч­но, но, бу­дучи влюб­ленным в Луи, поз­во­ля­ет ему де­лать все что угод­но с со­бой. Про воз­можное за­раже­ние кро­ви ник­то по­чему-то из них и не ду­ма­ет. Пра­виль­но, есть же ан­ти­сеп­ти­ки.

Вот толь­ко один раз, пос­со­рив­шись с Луи, фран­цуз за­быва­ет об­ра­ботать оче­ред­ной по­рез. Глу­пость, не прав­да ли? Обыч­ная ме­лочь, ре­ша­ющая мно­гое.

«За­раже­ние кро­ви, сеп­ти­чес­кий шок, — го­ворят вра­чи оша­рашен­но­му Луи, ко­торый и труб­ку-то взял толь­ко на тре­тий раз, ви­дя на дис­плее но­мер Гарри. — Да­та смер­ти: 5 но­яб­ря 11 ча­сов 19 ми­нут пос­ле по­луд­ня. Пос­ледним в спис­ке звон­ков бы­ли вы».

Он всю не­делю то злил­ся и оби­жал­ся, то хо­тел ид­ти ми­рить­ся, по­тому что да­же при­чины ссо­ры не пом­нил, но те­перь… С кем те­перь ми­рить­ся?..

Пя­того но­яб­ря один че­ловек, ну, пусть не сов­сем один, чуть бы­ло не взры­ва­ет зда­ние Пар­ла­мен­та в Лон­до­не**, спус­тя сто­летия, в Па­риже, это­го же чис­ла Луи Томлинсон по­нима­ет для се­бя толь­ко од­ну вещь: иде­аль­но под­хо­дяще­го те­бе че­лове­ка мож­но по­терять в один миг, по су­ти, из-за сво­ей же глу­пос­ти и ма­нии кро­ви.

Эту ошиб­ку ему уже точ­но не ис­пра­вить.

«Там, где ты сей­час, на­вер­ное, бо­ли уже нет?.. А рад ли ты это­му?»


__________________________________________________________________________

* Tutto e bene? - Все хо­рошо? (ит.)

** Пя­тое но­яб­ря - Ночь Гая Фок­са - тра­дици­он­ное праз­дно­вание в Ве­ликоб­ри­тании и не­кото­рых дру­гих стра­нах. От­ме­ча­ет­ся про­вал По­рохо­вого за­гово­ра.