Партнеры
максбетслотс новый сайт

      Ночь возмутительно свежа и тиха, и только вдалеке, на другом конце улицы, слышен хохот пьяного Лероя, в сотый раз поздравляющего мир с оглушительной победой добра над злом. Сладкие речи, подпорченные горчинкой пива, не находят нужного отклика: выигравшие замкнуты на собственное счастье, проигравшие же либо мертвы, либо...
      В карих глазах нет ни торжества, ни свободы — и боли в них тоже нет. Равнодушное спокойствие разливается в воздухе, и в коктейль из запахов моря и отцветающих яблонь вкрадываются нотки пепла и ржавчины. Вкрадываются, песком скрипят на зубах — Робин тяжело сглатывает слюну и отводит взгляд.
      — Я не держу на тебя зла, — выдыхает он, нарушая давящая молчание, и сегодня он искренен, как никогда до.
      — Спасибо, — тихо отвечает Регина, зябко вцепившаяся в полы халата и втянувшая голову в плечи точно в ожидании удара. — Для меня это важно.
      Это был их второй шанс: несколько недель, проведённых в обоюдном зализывании затянувшихся в шрамы ран и готовности принять друг друга со всем прошлым. Робин был счастлив тогда — она, наверное, тоже — но... Живая, настоящая Мэриен, всхлипывавшая в его объятиях, показала, насколько ослепительной может быть радость.
      Не было их вины в том, что всё сложилось не так.
      — Она моя жена.
      — Я знаю, — опустив руки, Регина расслабляет спину.
      Гримаса сожаления медленно стекает с её лица, и то становится гладким и ровным — чистый лист; бери перо и пиши. И Робин пишет, безжалостно марая в чернилах всё, до чего может дотянуться.
      — Она мать моего сына.
      — Я знаю, — повторяет Регина, расправляя поникшие было плечи.
      В её глазах равнодушие сменяется чем-то иным — не разобрать никак; и на бледные губы змеёй проскальзывает улыбка. Робин ломает перо, забрызгав лицо и руки.
      — Я люблю тебя.
      — Но она твоя жена, — горькая улыбка в упавшей тени кажется почти что злой, — и мать твоего сына.
      — Я не знаю, что мне делать.
      Всё вокруг перепачкано чёрным, и чистый лист измят, изуродован — ломаные линии застывают маской гордости и высокомерия, и Робин меняется в лице.
      — Мне не нужна твоя жалость, — со злобой кривится Регина. Громко вздыхает и вновь открывает глаза.
      Робин молчит, покаянно опустив голову: ему слишком жаль её, чтобы достало сил скрыть это — чувствует на себе внимательный, настойчивый, требовательный взгляд, но смотрит под ноги.
      Ему не стыдно: он заслужил право быть счастливым, столько лет оплакивая свою любовь. Теперь, когда его семья вновь стала целой, он готов был забыть прошлое. Но оно стояло перед ним, горделиво задрав подбородок и зло ухмыляясь, точно вокруг были стены замка, а не особняка.
      — Я пришёл к тебе не за этим.
      — Я принимаю твои извинения, — ярость растекается в улыбку и исчезает, коснувшись уголков подрагивающих губ. Регина отступает назад, берётся за ручку двери.
      Стиснув зубы, Робин разворачивается: вскидывает голову также высоко, решительно шагает вниз и ещё до того, как под ноги ложится последняя ступенька, слышит скрип проворачиваемого в замке ключа.
      Разговор закончился, и признание осталось неозвученным. Разбойник из Шервудского леса был слишком горд, чтобы дважды оправдывать и умолять — даже Королеву.
      К счастью, Мэриен никогда не требовала от него подобного.